Антонина Нежданова

Детство Антонины Неждановой прошло под звуки музыки. Пели и ее родители, и приходящие в гости друзья, и крестьяне украинского села под Одессой, где она родилась. Пела и она сама. Сначала дома вторила колыбельным своей няни, а в семь лет уже солировала в сельском хоре, собирая восторженные отзывы соседей.

Во время обучения в женской гимназии в Одессе Нежданова параллельно посещала музыкальное училище, но по настоянию родителей бросила его, чтобы сосредоточиться на получении среднего образования.

Окончив гимназию, она получила место учительницы в Одесском девичьем училище. Нежданова мечтала профессионально заниматься музыкой, регулярно посещала театр, оперу, пела в гостях у друзей. Не всегда эти выступления доставляли ей радость: «Однажды на вечере у знакомых, где присутствовал один из приезжих столичных артистов, я спела какой-то романс и была страшно огорчена, услышав от артиста, что голос у меня хороший, но петь я не умею».

Антонина Нежданова могла бы проработать в этом училище всю жизнь, если бы не случайная поездка в Петербург. Ее хорошие знакомые ехали в столицу и предложили Неждановой присоединиться. Ради интереса там она выступила перед одной консерваторской преподавательницей, но та, как пишет в своих воспоминаниях Нежданова, «нашла мой голос небольшим по диапазону и по силе, учиться пению не советовала. <…> В конце концов, она дает совет продолжать работу в училище и петь, как умею, только для собственного удовольствия».

Одесские друзья посоветовали Неждановой не сдаваться и ехать в Москву, чтобы попробовать поступить в консерваторию. К сожалению, свободных мест в учебном заведении не было. Однако профессор Мазетти, знаменитый итальянский преподаватель, в виде исключения принял Нежданову в свой класс. «Это будет чаровница», — сказал он после прослушивания.

Многие исследователи творчества Антонины Неждановой сходятся во мнении, что именно благодаря Мазетти она добилась успеха. Когда Нежданова поступила в консерваторию, ее музыкальный диапазон был невелик, но благодаря ежедневным упражнениям с Мазетти она смогла его расширить. Ее педагог учил и бережному отношению к голосу. Хоть Нежданова и занималась ежедневно без выходных, петь она могла не более двух-трех часов в день, с обязательными перерывами между упражнениями. Как вспоминает Нежданова: «Благодаря настойчивости и усидчивой работе мне удалось сделать очень многое — в конце учебного года сказались большие успехи в моем пении. Голос мой окреп, повысился в тесситуре и увеличился в силе и объеме. Высокие ноты прибавлялись не сразу, а по одной-две ноты в течение года. К концу первого учебного года появилось у меня си. Второй и третий год я дошла до высокого ми, а когда я стала уже артисткой Большого театра, появились у меня фа и фа-диез — предельные ноты для колоратурного сопрано, которые были необходимы для исполнения арии Царицы ночи из «Волшебной флейты».

Услышав, как увеличился мой голос и в диапазоне, и в силе, какую я приобрела технику, все говорили: «Теперь это не одна Нежданова, а десять».

Она стала первой ученицей Консерватории, ей аккомпанировал тогда преподававший там Александр Скрябин, который очень любил ее голос. Любил его и Сергей Рахманинов. Позднее он посвятил Неждановой свой гениальный «Вокализ», и на вопрос певицы, почему в нем нет слов, он сказал: «Ваш голос выразит все лучше, чем слова».

В 1902 году Нежданова с золотой медалью окончила Консерваторию. Тогда же она попробовала получить место в Большом театре. На прослушивании Нежданова исполнила арию Антониды из «Ивана Сусанина». Несмотря на то что она очень понравилась дирекции театра, ей было отказано. Но вскоре она все же стала артисткой Большого. В театре неожиданно заболели все три исполнительницы партии Антониды, про Нежданову вспомнили и попросили выручить. Зрители приняли молодую артистку очень хорошо, и она была приглашена в труппу. Первой ее партией стала Джильда в опере «Риголетто».

Стоит заметить, что ради получения новых ролей Нежданова не изменяла своим принципам и не соглашалась на партии, которые были ей не по голосу, например Венеры в опере «Тангейзер» и Даши во «Вражьей силе».

Среди других исполненных ею партий на сцене Большого театра — Татьяна в «Евгении Онегине», Розина в «Севильском цирюльнике», Лакме в одноименной опере Делиба, Снегурочка в опере Римского-Корсакова, Шамаханская царица в «Золотом петушке», Марфа в «Царской невесте». Последнюю она, как и многие критики и исследователи ее творчества, считала своей самой большой творческой удачей: «Роль Марфы мне вполне удалась. Я считаю ее моей лучшей, коронной ролью… На сцене я жила настоящей жизнью. Я глубоко и сознательно изучила весь облик Марфы, тщательно и всесторонне продумала каждое слово, каждую фразу и движение, прочувствовала всю роль от начала и до конца. Многие детали, характеризующие образ Марфы, появлялись уже на сцене во время действия, и каждый спектакль приносил что-нибудь новое».

На сцене Большого театра она в разное время выступала вместе с Леонидом Собиновым, Федором Шаляпиным, Петром Словцовым.

Нежданову активно приглашали выступать и на сцене других театров — миланского Ла Скала, нью-йоркской Метрополитен-опера и многих других. Она отказывала всем, отдавая предпочтение работе в России. Лишь раз, в 1912 году, она выступила на сцене Гранд-опера в Париже, исполнив партию Джильды в «Риголетто». Ее партнерами на сцене были Энрико Карузо и Титта Руффо.

Революцию Нежданова встретила с энтузиазмом, хотя теперь в ее работе появились некоторые сложности: «Теперь нам, артистам, приходилось завоевывать любовь и популярность у нового слушателя, у нового зрителя. <…> Помню первые концерты в клубах для рабочих: слушать какую-нибудь арию из оперы, или романс, или монолог из драмы им часто было неинтересно. Как-то В.И. Качалов в одном из таких концертов в антракте спросил у кого-то из публики, нравится ли ему концерт, на что тот искренне, простосердечно ответил: «Ничего, терпим!» В концертах для рабочих я старалась петь по возможности простые произведения, но не раз замечала, что колоратурные вещи, пассажи, стаккато, трели вызывали смех; слушатели, не стесняясь, хохотали во время исполнения «арии с колокольчиками» из оперы «Лакме», вероятно, думая, что голосом выделываются какие-то акробатические фокусы специально, чтобы смешить. Только «Соловей» Алябьева вызывал восторг. <…> Я пела произведения Даргомыжского, Глинки, Варламова, Гурилева, из западных композиторов — Бетховена, Моцарта».

В числе поклонников таланта Неждановой были первые лица государства. «Берегите свое горлышко, свой голосок, его Владимир Ильич очень любил», — говорила ей Надежда Крупская.

В советское время она продолжала петь в Большом: исполнила партии Царевны Лебеди («Сказка о царе Салтане»), Ольги («Русалка»), Параси («Сорочинская ярмарка»). Помимо оперных партий, Нежданова также исполняла камерные вокальные сочинения, народные песни. С 1936 года она стала преподавать, сначала в Оперной студии имени Станиславского, потом в Московской консерватории. Нежданова написала книгу воспоминаний, где в том числе поделилась своими мыслями о вокальном искусстве.