История советских пластинок: 8 альбомов-бестселлеров

История знаковых записей «Снегурочки» — трогательной, мистической оперы-сказки Римского-Корсакова — начинается еще в «домелодийную» эру. В августе 1943 года труппа Большого возвращалась в Москву из эвакуации; Самуил Самосуд — главный дирижер театра — предложил Кириллу Кондрашину, которому не исполнилось еще и тридцати, выбрать себе спектакль, и тот остановился на «Снегурочке», желая изучить эту партитуру. Получив ноты, Кондрашин увидел в них отметки Вячеслава Сука, который дирижировал «Снегурочкой» с 1907 по 1927 год, причем с 1911‑го — канонической постановкой, принадлежавшей Владимиру Лосскому. То был условный, сказочный спектакль: Лосский ставил «Снегурочку» как притчу о величественной гармонии непознаваемых сил природы.

Художником постановки был Константин Коровин. <…> Постановка 1943 года была реконструкцией спектакля Лосского 30-летней давности, который воспринимался уже как ортодоксальный. Состав артистов был звездным: на записи спектакля, сделанной в 1949 году, Весну поет Надежда Обухова, Леля — Мария Максакова, Мороза — любимец Сталина, бывший дьякон, бас Максим Михайлов. <…> Эту запись часто называют неприступной вершиной в дискографии «Снегурочки», «Мелодия» издала ее в 1970‑х. Гордостью спектакля были Сергей Лемешев в роли Берендея и Снегурочка — пленительная 25-летняя Ирина Масленникова, получившая эту роль вскоре после того, как она поступила в театр.

Случилось так, что для двух главных звезд на этой записи — Сергея Лемешева и Галины Вишневской — роли в «Евгении Онегине» Чайковского стали точкой входа в профессию оперного певца, а десятилетиями позже — эпилогом ослепительных карьер и прощанием со сценой. «У меня есть самый любимый, самый близкий мне друг — Ленский. В Ленском я впервые вышел на сцену зимой 1925 года, в студии Станиславского», — писал Лемешев в своих мемуарах «Путь к искусству». В ноябре 1965 года, когда великому тенору было 63 и он, по собственному выражению, «по возрасту уже годился Ленскому почти в дедушки», он спел свой юбилейный спектакль в этой роли. «500-е выступление в роли Ленского народного артиста СССР, лауреата Государственной премии СССР Сергея Яковлевича Лемешева» — гласила афиша Большого. «Так пушкинским героем

начался и завершился круг моей сорокалетней работы на сцене», — продолжает Лемешев в воспоминаниях, созданных в 1968 году, не зная о том, что ставит точку в своей «дружбе» с героем Чайковского слишком рано. Семь лет спустя, 30 июня 1972‑го, на праздновании в Большом своего юбилея, великий тенор исполнил роль Ленского действительно в последний, 501‑й раз. За дирижерским пультом, как и на этой записи, был Борис Хайкин; партию Татьяны также пела Галина Вишневская. <…>

Школьница Галя Иванова познакомилась с этой оперой в 1930‑х, когда ей подарили патефон и набор пластинок с записью «Онегина» из Большого. Через полтора десятка лет, в 1952‑м, она (уже носившая фамилию Вишневская) поступила в главный столичный театр стажеркой; год спустя Татьяна стала ее первой большой ролью. Вскоре была сделана эта запись на четырех пластинках — с ней и Лемешевым, который был на поколение старше и пел Ленского (попеременно с Козловским и Александром Алексеевым) в том самом спектакле Леонида Баратова, записи которого Вишневская, по ее словам, «с утра и до вечера» слушала в детстве. В 1982 году, когда Лемешева не было уже в живых, Вишневская вышла на сцену в оперной роли в последние восемь раз в своей жизни — то был блок спектаклей «Онегина» в Париже. Дирижировал муж певицы — Мстислав Ростропович; его дебют за дирижерским пультом произошел еще в 1968‑м, и снова с «Онегиным».

Жанр музыкальной сказки на пластинке занимает особое место в истории отечественной культуры и в каталоге фирмы «Мелодия». <…> В стране функционировала мощная и развитая система производства развлекательного и образовательного (как бы сейчас сказали) «контента» для детей и школьников. <…>

Незнайка — обаятельный и незадачливый простак, живущий в волшебном мире маленьких человечков, — был придуман писателем Николаем Носовым в начале 1950‑х. <…> Начало многолетней и успешной жизни Незнайки в искусстве было положено спектаклями московского кукольного театра Сергея Образцова «Приключения Незнайки» и «Незнайка-путешественник», пьесы для которого написал сам Николай Носов. В 1961-м они были записаны и выпущены на пластинках, которые выдержали несколько переизданий в следующих десятилетиях.

«Приключения Незнайки» стали дебютом в большой музыкальной форме для композиторов Яна Френкеля и Ильи Шахова. <…> Молодые композиторы составили дивертисмент ярких музыкальных миниатюр, иллюстрирующих сценическое действие. Их отличает светлый юмор и искренняя любовь к джазу, который в конце 1950-х, когда шла работа над спектаклем, только начал возвращение к советскому слушателю из опалы. <…>

В «Приключениях Незнайки» впервые появляется и другой символ всесоюзного детства — песенка про сидевшего в траве кузнечика. Френкель и Шахов первыми распознали потенциал смешного стишка, написанного Носовым, сочинили на его основе полноценную песню и сделали ее лейтмотивом спектакля «Приключения Незнайки». Прием оценили коллеги: хитом на весь СССР «В траве сидел кузнечик» стал в начале 1970-х, но это была уже другая песенка — собственную ее версию для мультфильма о Незнайке сделал Владимир Шаинский. Он перевел ее из мажора в минор, превратив забавную потешку в щемящую трагикомедию. <…>

…Оттепель в советской эстрадной музыке начинается с VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, открывшегося 28 июля 1957 года в Москве. <…> Перед большой аудиторией впервые выступали артисты, которым в дальнейшем предстояло изменить отечественную музыку. Он стал звездным билетом и для ленинградского ансамбля «Дружба», возникшего двумя годами ранее из студенческой самодеятельности при Ленинградской консерватории, и для его солистки Эдиты Пьехи. На закрытии фестиваля 20-летняя Эдита пела «Подмосковные вечера» в дуэте с актером, лауреатом Сталинской премии Владимиром Трошиным. «Дружба» — первый советский ду-воп-ансамбль, исполнявший песни композиторов разных стран, и его иностранка-вокалистка с очаровательным акцентом идеально подходили заявленному Страной Советов курсу на открытость, обновление и интернационализм.

Дочь польского шахтера Эдита родилась во Франции, росла в Польше, а в Ленинград приехала учиться, не зная русского и не предполагая, что ей — иностранной студентке философского факультета — выпадет судьба превратиться в одну из любимых певиц СССР. По словам Эдиты Станиславовны, артисткой ее — девушку из польской глубинки, считавшую лыжные ботинки верхом шика и стиля, — сделал основатель и художественный руководитель «Дружбы» Александр Броневицкий, ставший ей не только учителем, но и мужем. <…>

Первый диск-гигант ансамбля «Дружба» был выпущен Всесоюзной студией грамзаписи в 1960 году. На большую часть он состоял из адаптаций иностранных песен. <…> В 1963 году была выпущена новая, расширенная версия альбома, в том числе издававшаяся и на экспорт. С этого момента в ансамбле — и на сцене, и на обложках пластинок — на первый план выходит Эдита Пьеха, которой предстоит стать одной из ярчайших звезд 1960‑х и долгожительницей российской поп-музыки.

Выходец из Одессы Валерий Ободзинский выделялся среди советских певцов своего времени. <…> Главное, что отличало артиста, — его репертуар. В нем был минимум гражданско-патриотической лирики, обязательной для каждого советского артиста; Ободзинский хотел петь баллады о делах сердечных. Таких в СССР не хватало, отчасти поэтому на добрую треть песенный запас певца-самоучки состоял из зарубежных шлягеров, переведенных на русский, что добавляло ему западнического лоска. Из 14 песен на его дебютном альбоме, выпущенном «Мелодией» в 1970‑м, четыре взяты из репертуара зарубежных звезд, в частности Энгельберта Хампердинка и Карела Готта, с которыми Ободзинский вступил во внутреннее соперничество. Однако главные хиты для певца написал композитор Давид Тухманов: модернизированный вальс «Эти глаза напротив» и легендарную «Восточную песню» — серенаду невинности и опыта, написанную под влиянием The Beatles.

…Первым лонгплеем, да еще и двойным, с песнями Высоцкого на «Мелодии» стала инсценировка сказки «Алиса в Стране чудес», поставленная его педагогом по актерскому мастерству Олегом Герасимовым. Для нее актер написал 27 песен и часть из них спел. <…>

Музыку для «Алисы в Стране чудес», стилизованную под Викторианскую эпоху, сочинил пианист и композитор Евгений Геворгян. Он был ярким представителем «поколения физиков» в советском джазе. <…> Его музыка была радикально свободной: Геворгяна считают одним из пионеров джазового авангарда в СССР. <…>

Еще один человек, без которого этой пластинки не было бы, — это звукорежиссер Эдвард Шахназарян, который записывал Высоцкого и для авторских альбомов. Впоследствии он вспоминал, что с бардом было удивительно легко работать: «Мне приходилось записывать многих других известных исполнителей песен, и не каждый вот так, сразу, одним духом может записаться. Ведь петь приходится, как правило, под фонограмму, без оркестра, без публики, разумеется. И многие в таких непривычных ситуациях теряются, не сразу приспосабливаются. Для Высоцкого этих студийных трудностей не было. <…> Вокальная сторона песни имела для него не столь важное значение, как образ, который она создает. Вот это качество плюс гражданственность его песен, по-моему, ставят Высоцкого вровень с лучшими исполнителями».

Из-за гражданственности поэзии Высоцкого «Алису в Стране чудес» чуть не положили на полку. По воспоминанию редактора этой записи Евгении Лозинской, на коллегии Минкульта основоположница детского музыкального театра в СССР Наталия Сац возмутилась тем, что детей развращают «чудовищными песнями» знаменитого актера. Только хвалебная статья Беллы Ахмадулиной, написавшей по личной просьбе Владимира Семеновича в «Литературной газете» о пластинке как о свершившемся факте, протолкнула ее в тираж.

Александр Градский носил звание первого советского рокера — и вполне по праву: с 14 лет прошел через ряд ранних московских ансамблей, подражавших The Beatles, — «Славяне», «Тараканы» и «Скифы», — а в 1966‑м собрал свой собственный — «Скоморохи». <…>

Гигантские амбиции Александра Градского выпирают из его дискографии. Начав со «Скоморохами» с песен на стихи Бёрнса и Вознесенского, Градский сочинял песенные сюиты, по сути рок-симфонии, по мотивам произведений Поля Элюара, Саши Чёрного, Николая Рубцова, Шелли и Владимира Набокова и записывал их на «Мелодии», максимально используя технические возможности студии. Он — автор трех рок-балетов и двух рок-опер, писавшихся десятилетиями: «Стадион» об убийстве чилийского певца Виктора Хары и «Мастер и Маргарита», в которой сам поет и за Мастера–Иешуа, и за Воланда, и за кота Бегемота.

Лучшая пластинка в дискографии Александра Градского — «Русские песни», в которой встречаются крещеная Русь и свингующий Лондон, пастушья свирель и синтезатор Synthi-100. <…>

…Столкнувшись с подлинным деревенским пением во время экспедиций по Рязанщине и Брянщине и в фольклорном кабинете консерватории, рок-музыкант открыл для себя суть русских песен. <…> От половины «Русских песен» по душе идет холод: «Таня белая», где хичкоковское напряжение создается контрастом между эмоциональной эквилибристикой голоса и равнодушием остинатного синтезаторного баса; жутковатый «Плач», в котором Градский поет и церковным дьячком, и истеричной старухой; печальная акапельная «Не одна во поле дороженька», где певцу аккомпанируют вороний грай да вой метели. Венчает пластинку революционный реквием «Вы жертвою пали…», заканчивающийся шумом прибоя и возносящимся в вечность распевом.

В отличие от «Ариэля» и «Песняров», Александр Градский в «Русских песнях» не пытается подогнать народную песню под рок-н-ролльные схемы, не занимается стилизацией и орнаментовкой. Он оставляет аутентичные элементы, свойственные народной песенной манере: необычные музыкальные размеры, вольно плавающие ударения, архаичные слова, — но при этом смело перекраивает мелодии, обходясь с древней песней как со своей, или, обуреваемый композиторскими амбициями и вдохновленный студийными экспериментами The Beatles и Джорджа Мартина, вставляет цитаты из Баха, Стравинского и «Прощания славянки», отсылки к Шаляпину, Лемешеву и musique concrète.

Эдуард Артемьев, родившийся в 1937-м, принадлежит к блистательному поколению отечественных композиторов, расцветшему в оттепельные 1960‑е. Он младший современник и коллега «большой тройки» представителей советского послевоенного авангарда — Эдисона Денисова, Софии Губайдулиной и Альфреда Шнитке. <…>

Наиболее известна музыка Эдуарда Артемьева, звучавшая в кино, в первую очередь в культовых фильмах Андрея Тарковского — «Солярис», «Сталкер» и «Зеркало». Соединяя для них в единую панораму акустические шумы, причудливые электронные тембры и голоса инструментов симфонического оркестра, композитор-визионер предвосхитил появление саунд-дизайна, эмбиента, индастриала и повлиял на последующие поколения кинокомпозиторов — от Рюити Сакамото до Йохана Йоханссона.

В фильмографии Артемьева свыше 200 работ. <…> В «Картины-настроения» вошли избранные темы из кинофильмов, записанные специально для этой пластинки на синтезаторе Synthi-100 вместе со звукорежиссером Юрием Богдановым, группой «Бумеранг» и Симфоническим оркестром Госкино. <…> В своих симфо-электронных полотнах Эдуард Артемьев объединяет музыкальные традиции Европы и Востока, соединяет необычные тембральные краски с проникновенными мелодиями, а также синтезирует влияния французского импрессионизма, британского прогрессивного рока и берлинской школы электроники в свой неповторимый стиль, который вписал его имя в историю российской и мировой музыки.