«Культура — это в первую очередь поиск смыслов»

— Чувствую, что очень много надо сделать. Когда меняют менеджмент в любом издании, понятно, что хотят перемен. И масштаб этих перемен должен быть сопоставим с ожиданиями. Во-вторых, конечно, чувствую ответственность. Это не просто «какая-то газета», а издание с большой историей. И понятно, что есть необходимость сохранять историческую преемственность.

Что именно будем делать? Нужно для начала создать современные каналы доставки контента до аудитории. Мир, извините за банальность, очень изменился. Оставим за скобками бесконечные дискуссии о пользе или вреде диджитализации, нам в любом случае надо больше присутствовать в интернете — социальных сетях, новостных агрегаторах и так далее.

Сейчас, если вы на мобильном устройстве зайдете на наш сайт, то вам сложно будет найти новости, они убраны в самый «подвал». Конечно, для новостей это не лучшее место. Сайт должен быть точкой «быстрого реагирования» — при том, конечно, что серьезные материалы там тоже найдут себе место. Кроме того, необходимо соответствовать названию.

Сейчас на главной странице можно найти политические обзоры, спортивные новости. Наша задача — сконцентрироваться именно на культуре, пусть и в широком смысле. Конкретизировать — зачем, для кого и как она существует.

Сегодня у обыкновенного гражданина зачастую мы наблюдаем полный разброд в понимании того, что же такое культура. Раньше это было некое элитарное пространство, где существовали жесткие фильтры, иерархия, потому как существовала определенная монополия на «средства доставки» культурного продукта потенциальному потребителю. Сейчас, в век интернета, в теории каждый может сказать: «Я это придумал, почему оно не может стать частью культуры». Знаете, это как разговоры о том, что на самом деле нет ни добра, ни зла, все моральные категории условность. Если нет ценностной иерархии, неизбежно приходит хаос. То же самое и в культуре. Свадьбу Богомолова и Собчак можно приравнять к Конкурсу Чайковского, а фильмы Тарковского — к марвеловским экранизациям комиксов. Разве все это не культура?

— Это издание всегда выражало дух своего времени — будь то 10, 50 или 90 лет назад. Когда она появилась в 1929 году, то называлась «Рабочий и искусство». Это был период массовой урбанизации, люди стали переезжать в большие города. Их нужно было «окультуривать» — давать общие стандарты поведения в новой среде. Тогда как раз появилась идея создания парков культуры и отдыха, дворцов культуры и других организаций «коллективного» характера.

Затем, по мере того, как идеи о мировой революции отложили на полку и на первый план вышла идея построения мощного государства со своей особой спецификой, газета стала называться «Советским искусством», потом «Советской культурой». Даже сейчас, когда у газеты уже не такая обширная аудитория, и она мало представлена в Интернете, эта историческая энергетика хорошо ощущается. Ощутил это даже по живой реакции на свое назначение. «Культура» как бренд все равно сидит где-то в подкорках нашего сознания.

— Вы покупаете что-то, если оно имеет для вас ценность. Ценность информации в уникальности. На мой взгляд, сейчас мы сталкиваемся с ощутимым переизбытком цифровой информации, которая обрушивается на нас из всевозможных источников. Причем зачастую это что-то вроде эха, ведь информация часто дублирует друг друга, все пишут об одном и том же. И если пока в моде психологи, то через пару лет, думаю, будут популярны коучи по тому, как фильтровать информацию. Потому что цифровая информация создает очень много шума. Возможно, многие люди в конце концов вернутся к двум-трем проверенным источникам новостей, среди которых будут и бумажные. Конечно, мы не говорим о ренессансе многомиллионной аудитории газет и журналов, но такой формат вполне жизнеспособен.

— Мой ответ не будет ответом маркетолога — это «женщины до 45 лет» или «мужчины с докторской степенью». Скажу иначе. На мой взгляд, есть несколько взглядов на культуру. И это скорее вещи, имеющие отношение к мировоззрению, а не к возрасту или роду занятий. Кто-то воспринимает культуру как бизнес. Другие — как развлечение: афишу мероприятий, чтобы занять себя в эти выходные или в следующем месяце. А есть люди, для которых культура — нечто более глубокое, непрекращающийся процесс поиска смыслов. Каких смыслов? Как бы ни смеялись циники — по улучшению человека. Потому что люди, при всех противоречиях, постепенно меняются из века в век в лучшую сторону.

Второй важный момент — о нем много сейчас говорят, в частности обсуждали на только что завершившемся Санкт-Петербургском международном культурном форуме, — мы все стоим на пороге новой революции. Двести лет назад мир пережил промышленную революцию, которая освободила нас от экономики феодализма, когда надо было каждый день колоть дрова, доить корову, печь хлеб и так далее, дала больше свободного времени. Теперь же, когда роботы заменят человека во множестве самых разных областей, надо будет придумать, чем занять сотни миллионов людей. И основной сферой для приложения их усилий станет именно культура — то, что искусственному интеллекту пока недоступно. В этом смысле наша газета сможет дать людям новые возможности для профессионального развития. Они наша будущая аудитория. Звучит, конечно, футуристически, но, думаю, это уже весьма недалекое будущее.

А редакционная политика — это широкое понятие. Она состоит из десятков разнообразных моментов, из которых складывается общая картина. Какие-то моменты поменяются, какие-то останутся прежними. Могу только сказать, что газета перейдет с еженедельного графика работы на ежемесячный. И будет стремиться увеличить свою аудиторию — людей, заинтересованных в поиске смыслов, прежде всего через свою онлайн-версию.

— Культурные коды — прежде всего это наборы ценностных архетипов, которые воспроизводятся в народе из поколения в поколение. Собственно, пока они воспроизводятся, мы и существуем как единый народ. Роман об этом как раз — несмотря на развал страны, эти культурные коды позволяют людям чувствовать себя единым целым. В нашем романе Россия погрузилась в очередной период хаоса, а народ остается благодаря тому, что жив русский «культурный код». Мы пытаемся выделить его через параллели с временами монгольского нашествия, через отсылки к «Войне и миру», воспоминания героев о близких, которые участвовали в Великой Отечественной войне.

Если говорить более конкретно, то речь о двух истинно русских ценностных архетипах. Первый — это поиск смысла жизни. Русский человек не просто живет, а пытается понять, зачем он живет. Поэтому и наша литература обслуживает смыслоискателей жизни всех стран и континентов — Николай Некрасов, Федор Достоевский, Лев Толстой и другие. Вторая наша особенность — это ощущение человека не отдельной единицей, а частью единого целого. И это не коллективизм советской эпохи, это сопричастность всему миру, некоему вселенскому человеку, который олицетворяет собой все человечество. Потому наш народ и способен решать грандиозные задачи, которые кажутся сложными для других.

Вспомнить хотя бы те аномальные отклонения мировой истории, которые нам пришлось исправлять — попытки навязать всем один путь развития, например, Наполеоном или нацизмом. Это удалось во многом потому, что мы ощущаем себя как некое единое тело, которое хорошо мобилизуется и действует особенно в моменты смертельной опасности.

— Самый важный момент, на мой взгляд, — это рост престижа культуры как рода занятий. Если помните, в конце 1990-х годов культура воспринималась как нечто маргинальное. Понятно, что не все, но многие думали, что заниматься культурой — тупиковая ветвь личного развития. Сейчас восприятие это кардинально поменялось. Причем не только на уровне громких личностей типа Башмета или Гергиева, а, например, руководителей районных домов культуры. Культура перестала быть уделом неудачников, а стала престижной профессией.

Произошло это благодаря государству, таким банальным вещам, как увеличение бюджета на культурные проекты и гранты. В той же самой литературе престиж писательства вырос во многом благодаря тому, что появились литературные премии. Когда победителю «Ясной Поляны» вручают еще три миллиона рублей в награду, обыватель может подумать: «О, такие деньги. Значит, он делает что-то ценное». С помощью простых экономических инструментов удалось поднять не только траты на «валовой культурный продукт», но и сам авторитет культуры.

— Есть то, что ценилось на Западе всегда: такие бренды, как Большой театр, как Толстой и Достоевский или тот же русский авангард. Но это по большому счету капля в море. Вот, например, то, что мне ближе, — наша современная литература. По своему опыту скажу, что пробиться сейчас с книгой на иностранные рынки очень непросто. В том числе и из-за политики, сложных отношений с Западом. С другой стороны, можно вспомнить, как в 1930-е годы, когда СССР и Запад постоянно балансировали на грани войны, в Европе началось повальное увлечение нашей иллюстрацией к детским книгам. Советские обложки были радикально непохожими ни на что другое и сильно повлияли на европейскую детскую иллюстрацию.

— Законы довольно жесткие. Я бы тут привел слова главы издательства «ЭКСМО», который недавно в Госдуме честно сказал: «Мы сейчас живем так: бумага по европейским ценам, печать по европейским ценам — экономим на авторах». Это первое правило, по которому живет сегодня наша детская литература. Литераторством на нормальную жизнь заработать практически невозможно. В том числе и потому, что 70% на рынке — это переводная литература, а наших авторов — 30%. Я не беру классиков типа Андерсена, а именно современных писателей. Нашим издателям кажется проще купить права на иностранные сочинения и перевести их, нежели иметь дело со своими. Как раз на культурном форуме я разговаривал с представительницей Британского совета по детской литературе, и она сказала, что у них переводной литературы в общем сегменте — всего 2–4%, то есть более 90% — своей. Там совсем иные приоритеты.

Потому с шашкой наголо, без государственной помощи, очень сложно пробиться. Вот, например, в Норвегии существует целое государственное агентство по экспорту литературы, которое ведет планомерную работу с зарубежными издательствами и переводчиками. Итог? В 2004–2017 годах благодаря ему в мире было переведено 4800 (!) названий авторов из Норвегии. Думаю, для России эта цифра меньше в десятки раз. А ведь население Норвегии всего 5 миллионов человек! Для отдельных издательств, за исключением самых крупных, это сложная и слишком стратегическая задача: надо много общаться, ломать стереотипы, привозить издателей и переводчиков в Россию. Мои книги вышли в Китае и во Франции во многом потому, что я сам занимался выстраиванием связей.

— В детстве, как только я научился читать, почему-то быстро перешел на «взрослые» книги. Прочитал, например, в первом классе «Трех мушкетеров», а дальше увлекся фантастикой — взахлеб читал про «звездные» приключения. Потому мне очень нравились мультики и фильм про Алису Селезневу. «Гостья из будущего» — это совершенно чудесный фильм.

Помню, как после просмотра мы с друзьями ходили по заброшенным домам и искали в подвалах машину времени, хотя знали притом наверняка, что ее там нет. У меня, как у многих советских мальчиков, до сих пор есть мечта познакомиться с Наташей Гусевой, взять интервью и выразить свое восхищение.