Нечисть не считалась плохой по определению — к лешим, водяным, домовым относились с уважением, так как эти обитатели нижнего мира заботились о вверенном им хозяйстве.
Славяне-язычники верили, что свое божество есть у каждой реки, леса или луга. Полагался дух и дому — ведь без него жившие в нем люди могли начать болеть или даже умирать. На Руси существовал обычай строить дом на месте, где покоились останки предка. Иногда под порогом хоронили первого умершего после новоселья члена семьи. Тогда его дух считался хранителем дома.
Самыми распространенными прозвищами такого духа были домовой, хозяин, суседко. Его представляли старичком, покрытым шерстью. Как и всякая нечисть, домовой был способен принимать облик зверя или кого-то из домочадцев. Считалось, что живет он в подполе, за печью, под порогом или в дымовой трубе. Было распространено мнение, что у каждого домового есть своя семья, которая в точности повторяет состав семьи, живущей в избе.
Домовой считался покровителем всего хозяйства. Но если кто-то приходился ему не по нраву, он мог навести беспорядок в доме, серьезно напугать его обитателей, а то и вовсе сжить со свету, насылая болезни и ссоры. Верили, что задобрить домового можно вкусненьким или понюшкой табака. Под Новый год или на Ефрема Сирина (10 февраля) домовому оставляли горшок горячей каши на загнетке печи — месте, куда сгребали уголь.
Самыми распространенными прозвищами такого духа были домовой, хозяин, суседко. Его представляли старичком, покрытым шерстью. Как и всякая нечисть, домовой был способен принимать облик зверя или кого-то из домочадцев. Считалось, что живет он в подполе, за печью, под порогом или в дымовой трубе. Было распространено мнение, что у каждого домового есть своя семья, которая в точности повторяет состав семьи, живущей в избе.
Домовой считался покровителем всего хозяйства. Но если кто-то приходился ему не по нраву, он мог навести беспорядок в доме, серьезно напугать его обитателей, а то и вовсе сжить со свету, насылая болезни и ссоры. Верили, что задобрить домового можно вкусненьким или понюшкой табака. Под Новый год или на Ефрема Сирина (10 февраля) домовому оставляли горшок горячей каши на загнетке печи — месте, куда сгребали уголь.
“
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
Александр Пушкин, «Домовому»
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
Александр Пушкин, «Домовому»
При переезде домового забирали с собой со словами: «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом». В России было известно и другое прозвище духа дома — дворовой. По поверьям, это был тот же домовой. Известное выражение «прийтись ко двору» буквально значило «понравиться дворовому или домовому».
Существовали в обширном крестьянском хозяйстве и духи с «узкой специализацией». Запечник не «заведовал» домом, а считался кем-то вроде «соседа по квартире». Излюбленной его проказой было испортить хозяйке стряпню. За овином или гумном — сараем, где сушили сено, следил овинник или гуменник. Верили, что он охраняет от пожара, но людей не любит, особенно чужаков. Добрым нравом славился хлевный. Банник, в представлении крестьян, был капризным и злобным: так и норовил ошпарить моющихся кипятком, напугать звуками из-за печи, а то и удушить. В некоторых селах верили, что в бане живет женский дух — обдериха. Как и банника, ее побаивались. Ночью во владения обдерихи сунулся бы разве что колдун или лихой человек. Баня представлялась русским опасной еще и потому, что в ней мог поселиться вредный анчутка. Иногда анчуток считали детьми банника.
Существовали в обширном крестьянском хозяйстве и духи с «узкой специализацией». Запечник не «заведовал» домом, а считался кем-то вроде «соседа по квартире». Излюбленной его проказой было испортить хозяйке стряпню. За овином или гумном — сараем, где сушили сено, следил овинник или гуменник. Верили, что он охраняет от пожара, но людей не любит, особенно чужаков. Добрым нравом славился хлевный. Банник, в представлении крестьян, был капризным и злобным: так и норовил ошпарить моющихся кипятком, напугать звуками из-за печи, а то и удушить. В некоторых селах верили, что в бане живет женский дух — обдериха. Как и банника, ее побаивались. Ночью во владения обдерихи сунулся бы разве что колдун или лихой человек. Баня представлялась русским опасной еще и потому, что в ней мог поселиться вредный анчутка. Иногда анчуток считали детьми банника.
“
Маленькие, черненькие, мохнатенькие, ноги ежиные, а голова гола, что у татарчонка, а женятся они на кикиморах, и такие же сами проказы, что твои кикиморы.
Алексей Ремизов, «Банные анчутки»
Алексей Ремизов, «Банные анчутки»
После принятия христианства в сознании народа духи стали мирно уживаться со святыми, которые также стали покровительствовать дому и семье. Например, о приплоде и здоровье скотины молились Георгию Победоносцу и святому Власию, о благополучии лошадей — мученикам Флору и Лавру. От пожара дом защищала икона святителя Никиты Новгородского, а от воров — святого Иоанна Воина.
“
Такое народное христианское мировоззрение, типичное для славян обеих конфессий — православной и католической, нельзя считать двоеверием, поскольку оно цельно и представляет собой единую систему верований. Белорусская или польская крестьянка, почитающая святого Николая Угодника и в то же самое время производящая различные манипуляции, чтобы уберечься от ведьмы на Ивана Купалу или в другую пору, не поклоняется двум богам — Богу и Мамоне, а имеет свое определенное отношение и к одному, и к другому миру. Эти отношения в ее представлении не противоречивы, они естественно дополняют друг друга.
Академик Никита Толстой, «Славянские верования»
Академик Никита Толстой, «Славянские верования»
Все языческие существа стали называться «нечистой силой». Они противопоставлялись «чистой», или «крестной» силе, фигурировавшей в православном учении. Однако нечисть не считалась плохой по определению. К лешим, водяным, домовым относились с уважением, так как эти обитатели нижнего мира выполняли свою работу — заботились о вверенном им хозяйстве.
Славяне-язычники верили, что свое божество есть у каждой реки, леса или луга. Полагался дух и дому — ведь без него жившие в нем люди могли начать болеть или даже умирать. На Руси существовал обычай строить дом на месте, где покоились останки предка. Иногда под порогом хоронили первого умершего после новоселья члена семьи. Тогда его дух считался хранителем дома.
Самыми распространенными прозвищами такого духа были домовой, хозяин, суседко. Его представляли старичком, покрытым шерстью. Как и всякая нечисть, домовой был способен принимать облик зверя или кого-то из домочадцев. Считалось, что живет он в подполе, за печью, под порогом или в дымовой трубе. Было распространено мнение, что у каждого домового есть своя семья, которая в точности повторяет состав семьи, живущей в избе.
Домовой считался покровителем всего хозяйства. Но если кто-то приходился ему не по нраву, он мог навести беспорядок в доме, серьезно напугать его обитателей, а то и вовсе сжить со свету, насылая болезни и ссоры. Верили, что задобрить домового можно вкусненьким или понюшкой табака. Под Новый год или на Ефрема Сирина (10 февраля) домовому оставляли горшок горячей каши на загнетке печи – месте, куда сгребали уголь.
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
Александр Пушкин, «Домовому»
При переезде домового забирали с собой со словами: «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом». В России было известно и другое прозвище духа дома — дворовой. По поверьям, это был тот же домовой. Известное выражение «прийтись ко двору» буквально значило «понравиться дворовому или домовому».
Существовали в обширном крестьянском хозяйстве и духи с «узкой специализацией». Запечник не «заведовал» домом, а считался кем-то вроде «соседа по квартире». Излюбленной его проказой было испортить хозяйке стряпню. За овином или гумном — сараем, где сушили сено, следил овинник или гуменник. Верили, что он охраняет от пожара, но людей не любит, особенно чужаков. Добрым нравом славился хлевный. Банник, в представлении крестьян, был капризным и злобным: так и норовил ошпарить моющихся кипятком, напугать звуками из-за печи, а то и удушить. В некоторых селах верили, что в бане живет женский дух — обдериха. Как и банника, ее побаивались. Ночью во владения обдерихи сунулся бы разве что колдун или лихой человек. Баня представлялась русским опасной еще и потому, что в ней мог поселиться вредный анчутка. Иногда анчуток считали детьми банника.
Маленькие, черненькие, мохнатенькие, ноги ежиные, а голова гола, что у татарчонка, а женятся они на кикиморах, и такие же сами проказы, что твои кикиморы.
Алексей Ремизов, «Банные анчутки»
После принятия христианства в сознании народа духи стали мирно уживаться со святыми, которые также стали покровительствовать дому и семье. Например, о приплоде и здоровье скотины молились Георгию Победоносцу и святому Власию, о благополучии лошадей — мученикам Флору и Лавру. От пожара дом защищала икона святителя Никиты Новгородского, а от воров — святого Иоанна Воина.
Такое народное христианское мировоззрение, типичное для славян обеих конфессий — православной и католической, нельзя считать двоеверием, поскольку оно цельно и представляет собой единую систему верований. Белорусская или польская крестьянка, почитающая святого Николая Угодника и в то же самое время производящая различные манипуляции, чтобы уберечься от ведьмы на Ивана Купалу или в другую пору, не поклоняется двум богам — Богу и Мамоне, а имеет свое определенное отношение и к одному, и к другому миру. Эти отношения в ее представлении не противоречивы, они естественно дополняют друг друга.
Академик Никита Толстой, «Славянские верования»
Все языческие существа стали называться «нечистой силой». Они противопоставлялись «чистой», или «крестной» силе, фигурировавшей в православном учении. Однако нечисть не считалась плохой по определению. К лешим, водяным, домовым относились с уважением, так как эти обитатели нижнего мира выполняли свою «работу» — заботились о вверенном им хозяйстве.
Самыми распространенными прозвищами такого духа были домовой, хозяин, суседко. Его представляли старичком, покрытым шерстью. Как и всякая нечисть, домовой был способен принимать облик зверя или кого-то из домочадцев. Считалось, что живет он в подполе, за печью, под порогом или в дымовой трубе. Было распространено мнение, что у каждого домового есть своя семья, которая в точности повторяет состав семьи, живущей в избе.
Домовой считался покровителем всего хозяйства. Но если кто-то приходился ему не по нраву, он мог навести беспорядок в доме, серьезно напугать его обитателей, а то и вовсе сжить со свету, насылая болезни и ссоры. Верили, что задобрить домового можно вкусненьким или понюшкой табака. Под Новый год или на Ефрема Сирина (10 февраля) домовому оставляли горшок горячей каши на загнетке печи – месте, куда сгребали уголь.
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
Александр Пушкин, «Домовому»
При переезде домового забирали с собой со словами: «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом». В России было известно и другое прозвище духа дома — дворовой. По поверьям, это был тот же домовой. Известное выражение «прийтись ко двору» буквально значило «понравиться дворовому или домовому».
Существовали в обширном крестьянском хозяйстве и духи с «узкой специализацией». Запечник не «заведовал» домом, а считался кем-то вроде «соседа по квартире». Излюбленной его проказой было испортить хозяйке стряпню. За овином или гумном — сараем, где сушили сено, следил овинник или гуменник. Верили, что он охраняет от пожара, но людей не любит, особенно чужаков. Добрым нравом славился хлевный. Банник, в представлении крестьян, был капризным и злобным: так и норовил ошпарить моющихся кипятком, напугать звуками из-за печи, а то и удушить. В некоторых селах верили, что в бане живет женский дух — обдериха. Как и банника, ее побаивались. Ночью во владения обдерихи сунулся бы разве что колдун или лихой человек. Баня представлялась русским опасной еще и потому, что в ней мог поселиться вредный анчутка. Иногда анчуток считали детьми банника.
Маленькие, черненькие, мохнатенькие, ноги ежиные, а голова гола, что у татарчонка, а женятся они на кикиморах, и такие же сами проказы, что твои кикиморы.
Алексей Ремизов, «Банные анчутки»
После принятия христианства в сознании народа духи стали мирно уживаться со святыми, которые также стали покровительствовать дому и семье. Например, о приплоде и здоровье скотины молились Георгию Победоносцу и святому Власию, о благополучии лошадей — мученикам Флору и Лавру. От пожара дом защищала икона святителя Никиты Новгородского, а от воров — святого Иоанна Воина.
Такое народное христианское мировоззрение, типичное для славян обеих конфессий — православной и католической, нельзя считать двоеверием, поскольку оно цельно и представляет собой единую систему верований. Белорусская или польская крестьянка, почитающая святого Николая Угодника и в то же самое время производящая различные манипуляции, чтобы уберечься от ведьмы на Ивана Купалу или в другую пору, не поклоняется двум богам — Богу и Мамоне, а имеет свое определенное отношение и к одному, и к другому миру. Эти отношения в ее представлении не противоречивы, они естественно дополняют друг друга.
Академик Никита Толстой, «Славянские верования»
Все языческие существа стали называться «нечистой силой». Они противопоставлялись «чистой», или «крестной» силе, фигурировавшей в православном учении. Однако нечисть не считалась плохой по определению. К лешим, водяным, домовым относились с уважением, так как эти обитатели нижнего мира выполняли свою «работу» — заботились о вверенном им хозяйстве.
Материалы по теме
