Безумный день, или Женитьба Фигаро
Фрагмент статьи «Пир победителей» Алексея Бартошевича:
«Женитьба Фигаро» в «Ленкоме» начинается с оглушительного орудийного выстрела. Это вовсе не пальба из пушек… а гром победного салюта. Мы победили, Тирания пала. Враги свободы повержены в прах. <…>
«Здесь танцуют» — нельзя найти лучшего эпиграфа к спектаклю Марка Захарова и Юрия Махаева, чем эти слова, начертанные на месте разрушенной Бастилии. Молодые актеры «Ленкома» с победительной энергией и безукоризненной точностью протанцовывают свои роли. Все они — от Фигаро Д. Певцова до совсем юных студентов, самозабвенно скачущих в глубине сцены, — играют и пляшут так отчаянно, словно каждый спектакль — их последний, а утром приедут на танках народные артисты и попытаются отобрать у них любимые роли.
Это не только торжество театральной молодости, которая наконец дорвалась до сцены, почувствовала себя на ней хозяйкой и не собирается сдавать ее без боя. Во взрывчатом, как динамит, почти пугающем азарте театрального самоутверждения молодых ленкомовцев легко угадать дух нового поколения, уверенно выходящего на подмостки самой действительности, сверхэнергичных и деловитых молодых людей, прекрасно приспособленных к жизни, отнюдь не наивных и не сентиментальных; они быстро набирают силу, и, называя друг друга, как теперь водится, господами, они господами себя ощущают. Многих страшит их жесткий агрессивный прагматизм; другие, кому сверху, должно быть, виднее, — готовы видеть в них главную надежду меняющейся России.<…>
«Бомарше, — писал Пушкин, — влечет на сцену, раздевает донага и терзает все, что еще почитается неприкосновенным. Старая монархия хохочет и рукоплещет». В наши дни, когда, к счастью, или, увы (ненужное зачеркнуть), нет уже ничего неприкосновенного, остается разве что «раздевать донага», — что с обычной своей обольстительной иронией Марк Захаров как раз и делает — к всеобщему удовольствию. В самом конце перед восторженным залом вдруг возникает «Свобода на баррикадах», которую, как и у Делакруа, представляет молодая женщина с обнаженной грудью. Если же античную фигуру во фригийском колпаке заменяет на сцене прелестная девушка из какого-нибудь ночного шоу, то это лишь естественно: каждый век и поколение находят только ту свободу, которой домогаются. (Наши обычные ламентации по поводу того, что, получив свободу, мы не знаем, что с ней делать, в данном случае были бы просто смешны.)
Новая демократия «хохочет и рукоплещет». И совершенно правильно делает. На такую Свободу смотреть, конечно, куда приятнее, чем на классическую матрону Делакруа — особенно из первых рядов партера, где на представлениях «Фигаро» неизменно можно увидеть демократические лица отцов отечества, а также состоятельных друзей народа, которые, щедро (но и расчетливо) поддерживая искусство, выступающее от имени этой демократии, помогли оплатить версальский блеск и бродвейское техническое великолепие «Фигаро» в «Ленкоме» — этой чудесной елки у богатых детей.
Кто знает, может быть, все мы, погруженные в уныние, чувствующие себя обманутыми, находящие сладострастное удовольствие в мрачных прогнозах и жалобах на жизнь, бесцеремонно мчащуюся мимо, шурша шинами, нуждаемся именно в такой елке. Она сияет веселыми огнями, и промозглыми мартовскими вечерами вдруг воскрешает в нас новогоднее (послеавгустовское?) чувство праздничного обновления и хмельных беспричинных надежд.
Практический совет для слушателей «Школы выживания». «Коль мысли черные к тебе придут», не трать безумных денег на шампанское, сходи к Захарову на «Фигаро» — после голова болеть не будет, обойдется все же дешевле, а главное — терапевтический эффект не в пример сильнее».
