О ели, родимые ели,
Раздумий и ран колыбели,
Пир брачный и памятник мой.
На вашей коре отпечатки,
От губ моих жизней зачатки,
Стихов недомысленный рой. Вы грели меня и питали
И клятвой великой связали —
Любить Тишину-Богомать.
Я верен лесному обету,
Баюкаю сердце: не сетуй,
Что жизнь как болотная гать, Что умерли юность и мама,
И ветер расхлябанной рамой,
Как гроб забивают, стучит,
Что скуден заплаканный ужин,
И стих мой под бурей простужен,
Как осенью листья ракит, — В нём сизо-багряные жилки
Запёкшейся крови — подпилки
И критик её не сотрут.
Пусть давят томов Гималаи, —
Ракиты рыдают о рае,
Где вечен листвы изумруд. Пусть стол мой и лавка-кривуша —
Умершего дерева души —
Не видят ни гостя, ни чаш, —
Об Индии в русской светёлке,
Где все разноверья и толки,
Поёт, как струна, карандаш. Там юных вселенных зачатки —
Лобзаний моих отпечатки —
Предстанут как сонмы богов.
И ели, пресвитеры-ели,
В волхвующей хвойной купели
Омоют громовых сынов.