Песенная традиция нукутских бурят

Песенная традиция унгинских, или балаганских бурят, проживающих в Нукутском районе Иркутской области, в настоящее время сохраняет свое живое функционирование и в достаточной степени открыта для экспедиционного изучения. В настоящее время она является центром бурятской музыкальной традиционной культуры, охватывает ее обрядовую, эпическую и лирическую сферы и в условиях практически полного исчезновения эпоса и ряда других жанровых традиций приняла на себя роль этнического маркера данной территориальной группы бурятского народа.

Народные песни у нукутских бурят обозначаются этническими терминами дуун («песня», мн. ч. дуунууд) или зугаа («разговор», «беседа», «песня»). Преимущественно лирические по содержанию, они представлены большим числом песенных видов, каждый из которых имеет собственное название.

Среди них высокий ценностный статус имеют түүхын, или хэб дуунууд («исторические песни»), содержание которых связано с происходившими когда-то реальными событиями. Это песни о переселении бурятских племен, о событиях межплеменной и родовой истории бурят, о вхождении в состав Российского государства, об установлении границы, о пограничной службе и т. д. Крупнейший бурятский фольклорист и этнограф Сергей Петрович Балдаев в начале XX века записывал у нукутских бурят песни об отважном Шилдэ Занги, который после проведения в 1728 году российско-монгольской границы оказался на монгольской стороне и при попытке вернуться на родину был схвачен и казнен; о советнике Богдо-хана Шудармане, оговоренном врагами, вынужденном скрываться, но через три года пойманном; о поборнике справедливости Пороноге Аранжуеве, выступившем против насилия со стороны воеводы Бельского острога, к которому были приписаны аларские буряты и др.

До сих пор в Нукутском районе бытуют пользующиеся особым уважением песни о Шоно-Батаре, №историю о котором записывал в этих же местах М.Н. Хангалов в конце XIX века [см. Библиографию 47, с. 36-44]. Вот первая из песен Шоно-батора, в которой он сетует на несправедливое отношение к нему отца, поверившего клевете брата; вариант этой песни приведен в аудиопримере 01.

Хуhан, хуhан модони

Холбо намшин гахалта,

Хун-Тайжи бабан

Гэнэн тэнэгин гахалта.

Нарhан, нарhан модони

Намши шилбэн гахалта,

Наhан болhон бабан

Гэнэн тэнэгин гахалта.

Шөнөhон, шөнөhон модони

Шилмэхэ намшин гахалта,

Сэрэн-Галда ахан

Хобушигин гахалта.

Березового, березового дерева

Сросшиеся листья удивительны!

Отца Хун-Тайжи

Простота и глупость удивительны!

Соснового, соснового дерева

Листья и хвоя удивительны!

Состарившегося отца (бывшего стариком отца)

Простота и глупость удивительны!

Лиственничного, лиственничного дерева

Хвоя и листья удивительны!

Брата Сэрэн-Галдая

Клевета удивительна!

[см. Библиографию №47, с. 37-38].

Исторические песни являются частью прозаического повествования, в котором идет речь об определенных событиях или обстоятельствах. Сами же песни, поющиеся от первого лица, звучат в момент наивысшего драматического напряжения и рассказывают о чувствах и переживаниях героев и их родных.

Обрядовая сфера песенной традиции нукутских бурят представлена в наши дни «смертными песнями» үhэлэй дуунууд, «песнями трусóв» умдэни дуунууд, разнообразными свадебными песнями и некоторыми песнями кругового танца ёохор.

Исполнение үhэлэй дуун, или шаналахын дуун («печальных песен») является сегодня большой редкостью. Впервые упоминаемые в работах М.Н. Хангалова, они, по-видимому, имеют узколокальное распространение: не случайно об их существовании знают только действительные знатоки бурятских обычаев, коренные жители Нукутского района. Эти песни исполняются людьми старшего поколения — как мужчинами, так и женщинами — во время похорон и на поминках (видеопример 01). Они посвящаются умершим, достойно прожившим жизнь, оставившим после себя многочисленное потомство. Эти песни особенно уместны, если сам покойный перед смертью попросил, чтоб родные о нем не печалились, а пели.

Локальное распространение имеют и так называемые «песни трусóв» умдэни дуун. Они поются на свадьбе, в завершении обряда укладывания ребенка в колыбель и в других ситуациях одаривания «богатой внуками и правнуками» бабушки специальными трусами с нашитыми мехом и монетой. Зачастую откровенно эротические по содержанию, умдэни дуун носят характер благопожеланий, направленных на продолжение рода.

Из обрядовых песенных жанров в Нукутском районе особенно выделяется цикл свадебных песен хуримай дуунууд. Во время предварительного сговора, сватовства, собственно свадьбы и на послесвадебном этапе звучали песни сватов худын дуунууд, песни-благопожелания хуримай урёор, плачи невесты, песни-диалоги и песни-состязания гостей и хозяев, песни-наказы молодым и новой родне хуримай захяа.

Некоторые разновидности свадебных песен связаны исключительно со свадьбой и в старину сопровождали многочисленные свадебные обрядовые практики. Среди них — песни-плачи невесты, которые она пела перед отъездом из родного дома; песня жениха туулгын дуун («песня олова»), сопровождавшая обряд пришивания кусочков олова (свинца, пуговиц, монет) на одежду новобрачного; «песня стрелы», исполняемая туруши, ­— возглавляющим свадебный поезд дружкой жениха, знатоком свадебных обычаев, — после того, как он, опережая молодых, входил в юрту жениха и втыкал стрелу в северо-западный столб.

До настоящего времени на свадьбах поются песни обмена сватов кушаками бэhэн андалдаха дуунууд — ритуала, закрепляющего успех сватовства (видеопример 02, аудиопример 02, фото 01). Этот обряд хорошо описывает замечательный исследователь бурятской традиционной культуры, уроженец села Закулей Нукутского района Матвей Николаевич Хангалов. «Оба свата, то есть отец жениха и отец невесты, садятся рядом. Потом отец жениха встает, кланяется отцу невесты и целует его, снимает свой пояс, опоясывает им отца невесты и садится на прежнее место. В свою очередь встает отец невесты. Он также кланяется и целует отца жениха, потом снимает собственный пояс, которым опоясывает отца жениха» [см. Библиографию №63, с. 46–47].

Улаан утаhан буhэёо

Уялгайн наашан харуулыт,

Уриhан hайхан зугааяа

Һугалгайн наашан харуулыт.

Хурэн утаhан буhэёо

Хурмэлгээн наашан харуулыт,

Хугтэй hайхан зугаайяа

Аялгайн наашан харуулыт.

Красный шелковый кушак

Узлом ко мне завяжи.

Добрые, красивые слова

За забором не оставляй.

Коричневый шелковый кушак

Узлом ко мне завяжи.

Веселыми, добрыми словами

Мелодию песни раскрой

[Библиография: 65, с. 140].

В литературе описан сопровождающийся песнями обряд шитья одеяла, которое вместе с остальным приданым невеста должна была привести в дом будущего мужа. Сегодня «песню одеяла» хүнжэлай дуун можно услышать на второй день свадьбы, когда мать невесты открывает сундук с ее приданым и показывает его гостям (аудиопример 03). Согласно другой версии, «песню одеяла» поют, укладывая молодых (или, в шутку, сватов) в постель.

На свадебных пирах можно услышать песни в честь родства, сватовства, дружбы, вина и кушаний. Старики поют тѳѳлэйн дуунууд при подношении почетному гостю бараньей головы; «песни чарки» хундагы дуунууд сопровождают поднесение вина; в застольных песнях архиин дуунууд выражается радость по поводу встречи с родней и обретения новых родственников, благодарность хозяевам, собравшим всех за одним богатым столом (аудиопример 04, фото 02). Благопожеланиями восхваляют невесту и жениха, желая им многочисленного потомства, долгих лет богатой и счастливой жизни. В свадебных песнях воспевается красота родных мест, выражается любовь к родителям и своему роду.

Yнгэйн сагаан хужарhаа

Yлэтэй юма үзэнэбэйбди,

Иижэ зугаалhан худануудаhаа

Инаг юма үзэнэбэйбди.

Ангарайн сагаан хужарhаа

Амтатай юма үзэнэбэйбди,

Аяглан hууhан худануудаhаа

Зугаатай юма үзэнэбэйбди.

Питательнее белых солончаков нашей Унги

На свете ничего мы не знаем,

Приветливее веселящихся наших сватов

На свете никого мы не видим.

Вкуснее белых солончаков нашей Ангары

На свете ничего мы не знаем,

Веселее присутствующих здесь сватов

На свете никого мы не видим

[см. Библиографию №4, с. 50].

Впрочем, многие застольные песни могли петься не только на свадьбе, но и на любом другом застолье — в честь приезда гостей, рождения ребенка, на Сагаалган (Новый год) и т. д.

Непременным компонентом свадьбы был круговой танец ёохор, или хатар. Его устраивали как в доме невесты накануне прибытия жениха с друзьями и перед отбытием свадебного поезда, так и в доме жениха перед его возвращением с невестой и во время свадебного пира.

Вот одно из первых описаний свадебного ёхора, сделанное в конце XIX века. «Участвующие мужчины и женщины, вперемежку, без всякого порядка, берутся за руки, тесно прижавшись плечом к плечу и образуя один большой круг; затем под звуки песни, которую сами же и поют, переступают с ноги на ногу, несколько при этом приседая и подвигаясь медленно слева направо… Поют о том, как хороша невеста, какой молодец жених и как богат калым. В течение того часа, который я пробыл на бурятском балу, … песня не прекращалась ни на минуту и танцующие не уставали приседать и переступать с ноги на ногу, при каждом шаге продвигаясь лишь вершка на 1-3; впрочем, иные, менее выносливые, выходили из круга отдохнуть или покурить, и на место их становились свежие танцоры» [см. Библиографию №2, с. 27].

Ехорные песни, как и застольные, могли звучать и вне свадьбы. Так, ёохор, сопровождавший важнейшие семейные и общинно-родовые обряды, был также любимым развлечением молодежи. Аларо-унгинский вариант ёхора при сохранении общебурятской трехчленной структуры отличается от других этнолокальных разновидностей типом напевов и движений. В первой части ёхора поются протяжные, неторопливые песни в такт медленного покачивающегося движения круга справа налево, по солнцу.

Бугын хатараар хатарае,

Бургааhанай ло найгалгаар найгуулае.

Еэхэр, еэхэр, еэхэрэе.

Хандагайн хатараар хатарае,

Харагааhанай ло найгалгаар найгуулае.

Еэхэр, еэхэр, еэхэрэе.

Потанцуем, подражая бегу изюбра,

Покачаемся, подражая покачиванию тальника.

Еэхэр, еэхэр, поехэрим.

Потанцуем, подражая бегу сохатого,

Покачаемся, подражая покачиванию кустарника.

Еэхэр, еэхэр, поехэрим

[см. Библиографию №16, с. 87].

Второй период танца — более быстрый. «Танцоры приподнимают опущенные вниз руки чуть выше уровня пояса и одновременно прижимают вогнутые локти к бокам, от чего круг суживается; танцующие уже плотно становятся друг к другу, ноги, четче отбивая такт, энергичнее переступают, и запевала начинает одну из песен второй части танца» [см. Библиографию №16, с. 87].

Yндэр уулын оройhоо

Yүрээ сайса хатарае,

Yргэн голой хюрууе

Хайласарань хатарае.

Ай-дон, ай-доо ёроолоо,

Ай-дон, ай-доо hайбарлаан гэж.

Намтар уулын оройhоо

Нара гарса хатарае,

Нарин голой хюрууе

Хайласарань хатарае.

Ай-дон, ай-доо ёроолоо,

Ай-дон, ай-доо hайбарлаан гэж.

Давайте танцевать до тех пор,

Пока над горами высокими рассвет не забрезжит.

Давайте танцевать до тех пор,

Пока с лугов широких иней не сойдет.

Ай-дон, ай-до, иноходью,

Ай-дон, ай-до, трусцой.

Давайте танцевать до тех пор,

Пока из-за холмов невысоких рассветать не начнет.

Давайте танцевать до тех пор,

Пока с узкой долины иней не сойдет.

Ай-дон, ай-до, иноходью,

Ай-дон, ай-до, трусцой

[см. Библиографию №16, с. 87–88].

В третьем, быстром периоде танца участники становились плотней плечом к плечу, начинали двигаться еще энергичнее и тверже, пляска завершалась прыжками. Ёхорный напев, более четкий и ритмичный, сопровождался возгласами.

Һээ лэ! Дүнхээ, дүнхээ хүзүүндэ

Һээ лэ! Дүрбэн дабхар хоолобшо,

Һээ лэ! Хоолобшоёо толондо

Һээ лэ! Дүүхээ хулхай гүүлэнэ.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа.

Һээ лэ! Гунхай, гунхай хүзүүндэ

Һээ лэ! Гурбан дабхар хоолобшо,

Һээ лэ! Хоолобшоёо толондо

Һээ лэ! Дүүхэй хулхай гүүлэнэ.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа.

Һээ лэ! Шандагаяа үльдээлжэ

Һээ лэ! Саhан дээрэнь хүсэ.

Һээ лэ! Сасуутанаа үлдээлжэ

Һээ лэ! Наадан дээрэнь хүсэ.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа.

Хэ лэ! На шее сутулой девицы

Хэ лэ! Ожерелье в четыре ряда,

Хэ лэ! Благодаря блеску ожерелья

Хэ лэ! Красавицей она слывет.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа.

Хэ лэ! На шее унылой девицы

Хэ лэ! Ожерелье в три ряда,

Хэ лэ! Благодаря блеску ожерелья

Хэ лэ! Красавицей она слывет.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа.

Хэ лэ! Преследуя лисицу,

Хэ лэ! У норы ее настигнем.

Хэ лэ! Гоняясь за девушкой,

Хэ лэ! У норы ее настигнем.

А-ээ-хэрэ, ехэ, hээ-хэ-рэ яа

[см. Библиографию №16, с. 88-89].

Ёхорные песни получали название по использующимся в них припевным словам (ай-да нааш, осоо, айдусай, яхусай, аярзон-баярзон, колесуха, арбагай) или по характеру танцевальных движений (найгуур, мушхаралдан). Помимо ёхора у нукутских бурят исполняются и другие танцы, сопровождающиеся песнями — танцующийся несколькими крестообразно выстроенными шеренгами дэрбээшэн; подражающий движениям тетеревов или глухарей тетериин / hойр наадан («тетеревиный / глухариный танец»), гүүгэл и др. Названия этих танцев, отличающихся от ёхора в первую очередь хореографией, также произошли преимущественно от припевных слов или танцевальных движений.

В ёхоре, как и на застольях, могли исполняться песни различного содержания: нютагай дуунууд («песни о родных местах»), наказы друзьям и родственникам, любовные инагай дуунууд, шуточные шог дуунууд, частушки шагша, «военные песни» дэйнэ дуун, «песни о родителях» иби бабэ дуун / эхэ эсэгын дуун и другие.

Исполнение песен нередко превращалось в песенные состязания между гостем и хозяином или группами гостей, требовавшие от участников знания традиции, певческого мастерства и умения импровизировать экспромтом. На таких состязаниях в диалогической форме дуу андалдаха («обмениваться песнями») или дуу хаялсяха («бросаться песнями») пелись не только серьезные, но и шуточные, задиристые песни-насмешки мунгалгын дуунууд (аудиопримеры 07, 08, фото 4). Вот пример одной из них, звучавшей в ёхоре: в ней хозяева подшучивают над неумением гостя ответить им в песенной форме.

Боори доогуур харьхадаа,

Бурууяа унаад харяарайш.

Богда зондо ошходоо

Мунгуулааб гэжэ ошооройш.

Хада доогуур харьхадаа,

Хаширагаа унаад харяарайш.

Хамаг зондо ошходоо

Мунгуулааб гэжэ ошооройш.

Когда будешь возвращаться под горой,

Теленка оседлав, возвращайся.

К задорному народу, когда поедешь,

Скажи, что над тобой подтрунивали.

Когда будешь возвращаться под горой,

Бычка оседлав, возвращайся.

К своему народу когда поедешь,

Скажи, что в песенном турнире проиграл ты

[см. Библиографию №3, с. 141].

Слава о песенных состязаниях расходилась далеко по бурятским улусам, а лучше песни-импровизации запоминались и становились всеобщим достоянием (видеопример 04).

В состязаниях, на застольях, в ёхоре могли звучать и песни-загадки таабари дуунууд, ставшие в настоящее время редким видом.

Хухаран бэеэр ургаха

Али тайгайн модон hэм?

Хорон бэеэр удэхэ

Али хаанай албатан hэм?

Умтирэн бэеэр ургаха

Али тайгайн модон hэм?

Утэлэн бэеэр удэхэ

Али хаанай албатан hэм?

В какой тайге растут

Деревья не ломаясь?

В каком государстве живут

Данники, не умирая?

В какой тайге растут

И не гниют деревья?

В каком государстве живут

Данники, не старея?

[см. Библиографию №68, с. 166-167].

Содержащийся в них вопрос требовал ответной песни, использующей предложенные в загадке слова и образы. В песне-отгадке тайга — это голубое небо, а данники, не знающие старости — звезды.

Текст загадок может носить и эротический характер, в то время как отгадка прозаична (аудиопример 09).

Арбан бухали оёортол даа

Унтаел гэжэ дэншээ бэлэлш таа.

Арбаан тобшотой шальварииемнай

Тайлаел гэжэ гэншээ бэлэлш таа.

На мягком ложе десяти копен

Ты потребовал: — давай, приляжем.

Шаровары мои с десятью пуговицами

Ты потребовал: — давай, снимай

[см. Библиографию №53, с. 131].

В этой загадке мать рассказывает, как она родила сына в поле, не успев добраться до дома.

К числу лирических относились «любовные песни» инагай дуунууд, «грустные песни» гуниг дуун, «песни о своей жизни» ябэ ябдалэ дуун / наhаанай дуун (аудиопример 10, фото 5), о родных местах, песни-наказы. К этой же группе относятся и бэhэлигэй дуун, сопровождающие игру прятания кольца — в прошлом любимую молодежью забаву. Играли в нее так: «собирается молодежь в одном месте, садятся все рядом, одного выделяют для хоронения кольца или перстня, другого — для отгадывания. Во время хоронения кольца присутствующие поют напутствие отгадывающему, чтоб он быстрее отгадал, у кого находится кольцо. Если же отгадывающий не отгадал, то должен он спеть песню» [см. Библиографию №5, с. 11].

Как правило, песни не имеют автора, однако некоторые из них традиция приписывает героям, от лица которых эти песни поются. Кроме того, авторами некоторых песен — как правило, текстов, сочиненных по традиционным поэтическим и композиционным канонам, — являются отдельные выдающиеся исполнители. В качестве примера приведем песню знаменитого улигершина Папы Тушемилова:

Хатаргажа ябахада

Хара морин hайхан ла,

Ханилсажа зугаалхада

Хани нүхэд hайхан лэ.

Унажа ябахада

Улаан морин hайхан ла,

Yелээд зугаалхада

Yүри нүхэд hайхан лэ.

Скачешь рысью на коне —

Карий мой прекрасен,

Сойдясь с друзьями, поешь —

Друзья-товарищи прекрасны.

Едешь верхом —

Рыжий конь великолепен,

Подружившись со сверстниками, поешь —

Друзья-сверстники прекрасны

[см. Библиографию №73, с. 35-36].

Наиболее почитаемые песни могут иметь названия; в качестве таковых чаще всего выступают имя героя (в исторических песнях), название местности (в песнях о родине, ёхоре и пр.) или первые слова песни.

В целом, песенные напевы бывают «скорыми» (тургын аялга), «средними» (дунда аялга) или «протяжными» (утаар татаад аялга). Традиционно песни также делятся на «обычные», «простые» мэтиин дуунууд, не имеющие приуроченности и закрепленной тематики, и крайне редкие сегодня сэгээйтиин дуунууд, поющиеся на протяжные, богато орнаментированные напевы по особо торжественным случаям.

Как видно, описанные выше виды песен исполнители выделяют по разнородным признакам ­— тематическому, функциональному, эмоциональному, композиционному, стилистическому и др. Как следствие, жанровое обозначение песни может указывать на различные стороны исполняемого образца: его принадлежность к тематической группе, поэтическое содержание, стилистические характеристики текста и напева.

Мелодика нукутских песен весьма разнообразна. Мелодический фонд песенной традиции составляют типовые напевы, как специфичные для нукутских бурят, так и общие для разных западно-бурятских групп. На каждый из них могут быть спето несколько песенных текстов, относящихся к разным жанрам. Интересно, что одна и та же мелодия, — при необходимости ускоренная или замедленная, расширенная или сжатая метроритмически, мелодически и темброво украшенная в звукоряде или, напротив, упрощенная, — может использоваться для «протяжной», «средней» или «скорой» песни. Определенную закрепленность круга напевов за жанром демонстрируют, пожалуй, лишь ёхорные песни, что не исключает исполнения на эти же напевы песен иных жанровых групп.

Репертуар одного исполнителя может включать как несколько, так и один напев, на который поются все известные ему тексты. В целом же, типовых напевов у нукутских бурят довольно много.

Ладовой основой нукутских песен являются диатонические (содержащие в своем составе полутон) и узкообъемные ангемитонные (бесполутоновые) лады. Преобладают четырех — пятиступенные структуры с основным тоном «ля» в звукорядах типа «ля-до-ре-ми», «ля-си-до-ре-ми», «ля- си бемоль-до-ре-ми», причем каждая ступень может интонироваться в пределах достаточно широкой зоны.

Большинство нукутских песен допускает как сольное, так и совместное исполнение, при котором возникает гетерофония монодийного типа. В застольных и песнях ёхора можно встретить многоголосие так называемого «ленточного» типа, в котором мелодия излагается параллельными интервалами (терциями, квартами, квинтами), однако этот параллелизм иногда может нарушаться (аудиопример 11).

Песни состоят из нескольких музыкально-текстовых четырехстрочных (редко — двустрочных) строф, отделенных друг от друга паузами. Границы стиховых строф совпадают с границами разделов мелодической формы. Начала и концы поэтических строк выделены разного рода созвучиями. В последующих строфах, как правило, варьируется текст и мелодия первой строфы.

Мелодические строфы состоят из двух периодов, одинаковых или почти одинаковых по мелодическому строению и объединенных поэтическим параллелизмом. Все четные строки в мелострофе, как и все нечетные, сходны по музыкальному, синтаксическому, а часто и образному строению и образуют структуры типа АВАВ или АА1АА1. Строки одной четности, как правило, выравниваются по времени звучания, соседние же строки зачастую различаются по длине. Некоторые песни — чаще всего ёхорные — сопровождаются одно-трехстрочными рефренами.

В песнях ведущей является тоническая система стихосложения, счетной единицей в которой служит слово. Также проявляются силлабические закономерности, выражающиеся в стремлении к слоговому выравниванию строк одной четности внутри строфы.

Хотя песенная традиция нукутских бурят сохраняется в активном бытовании, в ней заметны как обнадеживающие тенденции, так и кризисные черты. Последние связаны с уходом из жизни многих признанных знатоков традиционной культуры, свидетелей традиционного жизненного уклада, обычаев и обрядов бурят, заставших период живого бытования всех фольклорных жанров. В настоящее время хранителями традиционной культуры остаются, в основном, самые пожилые певцы.

Позитивные моменты связаны с активным вовлечением в фольклорное движение молодежи. Фольклорные ансамбли поют не только усвоенные в рамках клубной системы песни, но также образцы, выученные от старших жителей сел. В то же время, исполнители этой категории чаще всего исполняют репертуар, востребованный на эстраде, — в первую очередь, ёхор, — оставляя без внимания и тем самым обрекая на забвение целые жанровые пласты фольклора, не предполагающие публичного исполнения.