Жизнь

Мы с сыном стоим на автобусной остановке.
Мы никуда не едем, просто мы шли за продуктами, и именно на остановке меня застал телефонный звонок, и я стою-разговариваю, а сын присел на скамейку.
Автобуса давно не было, поэтому народу много.

Около остановки тормозит старая, разбитая, почти раритетная "Волга". За рулем — забавный дедушка в очках.
Кричит со своего водительского места:
— Кого довезти? На моём супер-такси!
Народ улыбается, но никто не садится к дедушке в "коробчонку".
— Да не бойтесь, садитесь, не развалится экипаж, обещаю! Тридцать лет не развалился, и сейчас не развалится! — хохочет неунывающий дедушка.

Народ на остановке стоит как вкопанный. Вдалеке показался автобус. Я понимаю: никто не сядет к дедушке в машину.
Я экстренно сворачиваю свой телефонный разговор.
Кричу дедуле:
— До метро не добросите?
— Конечно!!! Садитесь. Я б вам дверь открыл, но я инвалид, дольше выковыриваться буду.
— Да мы сами, — отвечаю я и киваю сыну, мол, садись.
— Мам, зачем нам к метро? — удивленно спрашивает сын.
— Надо. Потом объясню. Садись, — отвечаю я, пристегивая сына на заднем сидении. Там нет бустера, но хоть ремень есть.
Сама сажусь вперед.

— Анатолий, — представляется дедушка. — Для вас деда Толя.
— Ольга, — представляюсь я. — Для вас Оля.
— Даня, — представляется сын. — Для вас Даня.
Мы втроем смеёмся.
— Спасибо за возможность побомбить, — говорит деда Толя. — Сложно сейчас. Вот боремся и не сдаемся. Не унываем. Мало кто рискует сесть ко мне. Думают, что развалюха. Сломается по пути. А она — ласточка!
— Ласточка-ласточка, — соглашаюсь я.
Между тем едем мы медленно, километров 20 в час.
— Вот это скорость, аж дух захватывает! — шучу я.
Деда Толя понимает юмор, заливисто смеется.

— Часто бомбите, дядь Толь? — не могу я его "дедом" звать. Он еще ого-го.
— Часто. А что дома делать? В ящик лупить? Так сойти с ума можно. Я фильмы советские люблю, рязановские. А их редко показывают. На новый год только. Я лучше покатаюсь. Сейчас таксистов полно, на любой вкус и кошелек, все на иномарках. Люди избалованы комфортом. Девушки вроде вас никогда ко мне не сядут. В шубе тем более. Стыдно, наверное, на ведре с гвоздями ездить. Я согласен, до Мерседеса нам с ласточкой далеко. Только бабули с рынка и соглашаются прокатиться, но с них я не могу денег взять. Я же мужик. Или кто-то прям случайный, залетный. Вот и получается, что я такое бесплатное такси. Пенсии по инвалидности хватает как раз на бензин, — говорит деда Толя и хохочет.
Он не жалуется и не прибедняется. Это его такой жизненный стендап. Он меня развлекает историями из собственной жизни.

— У вас с ласточкой служебный роман, — улыбаюсь я.
— Да-да-да! Это мой любимый фильм!!!
— И мой!!! — радуюсь я. — Я его почти наизусть знаю. "По 50 копеек, Новосельцев, сдавайте. На венок и на оркестр. — Если сегодня ещё кто-нибудь умрёт или родится, я останусь без обеда".
— "Возьмём, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придёшь в лес и тебе повезёт с пнём, то можно набрать целую гору… пней… ой, опят…"
Я смеюсь и продолжаю игру в цитаты:
— "Грибы вас мало интересуют, я так понимаю…— Правильно понимаете. — Ягоды не интересуют? — Только в виде варенья.— А стихи… в виде поэзии… как вы к ним?"
Дедушка улыбается. Говорит:
— Меня вчера муха укусила.
— Да. Я это заметила, — говорю я.
— Или я с цепи сорвался.
— Это уже ближе к истине.
Мы с дядь Толей вдвоем хохочем.
— Никогда не цитировал "Служебный роман" по ролям!
— И я — никогда. А вот эту финальную фразу помните? "Куда едем? "
— "Прямо!"

Я с удовольствием смотрю на дедушку, говорю проникновенно:
— Здорово, что Вы не унываете.
— Уныние —это грех! — дядь Толя наставительно поднимает палец. — А вы почему ко мне сели, Оль? Пожалели?
— Нет, ну, что вы! Мы к метро спешим просто.
Он смотрит на меня внимательно. Мы стоим на светофоре. Я не отвожу глаз.
— Ты добрая, Оля. Спортсменка, комсомолка и просто красавица. И мне все про тебя понятно. Я так давно не возил красивых. И добрых. Я поэтому денег не возьму. Так и знай.
— Хорошо, дядь Толь, — легко соглашаюсь я.

Он тормозит у метро. Там стоянка запрещена. Я велю сыну быстрее выйти из автомобиля, а он замешкался с ремнем.
— Будете у нас на Колыме, милости просим, — говорит мне дедушка в окно.
— Нет, уж лучше вы к нам! — смеюсь я в ответ.
Дядь Толя замечает тысячу рублей на сидении и меняется в лице.
— Тут деньги выпали, Оля, деньги…
— Вы чудесный человек, дядь Толь. А ваша ласточка — самое лучшее такси на свете. Я так душевно давно не ездила. И это дороже денег, поверьте. Берегите себя, дядь Толь. И ласточку свою берегите, — говорю я, и мы с сыном машем ему в окно.

Он порывается выйти, но сзади сигналит нетерпеливый автобус, а мы с сыном убегаем, спускаемся в метро, ему нас не догнать, и дядь Толя, шутливо погрозив мне пальцем, вынуждено трогается с места.
Я бросаю прощальный взгляд на "Волгу".
На заднем стекле значок инвалида.
Номер "К 420 ОВ".
Старенькая-престаренькая, серенькая, раздолбанная.
Курсирует по району "Зябликово".
Если вдруг встретите дядь Толю на ласточке, друзья, помните: вам куда-то срочно надо!!!

А мы с сынулей бредем домой от метро.
Болтаем про то, что такое "уныние" и что такое "грех".
И зачем нам так срочно надо было ехать к метро…

Ольга Савельева