Удмуртский народный фольклор

Изба с привидениями
Избенка Лопшо Педуня совсем развалюхой стала. Из всех углов ветер свищет, из косяков труха сыплется, матица, как коромысло, прогнулась.

— Остэ инмаре (Господи Боже), о-хо-хо! Что делать как зиму перезимовать? — вздыхает Лопшо Педунь. — Денег нет, лесу задаром никто не даст.

От заботы да нужды Лопшо Педунь всю ноченьку глаз не сомкнул. Ладно хоть табаку было вдосталь. Накурил в хатенке — топор вешай. Но так ни до чего и не додумался.

— Придется, видно, шалаш поставить — теплее избы то будет, пожалуй, — решил утром Лопшо Педунь и начал копать яму под шалаш. — Избушка рухнет, все будет где приютиться.

Копает Лопшо Педунь день, копает другой. На третий лопата обо что-то звякнула. Копнул — горшок. А как заглянул внутрь — сердце екнуло: горшок полон золота.

Пуще прежнего закручинился Лопшо Педунь, не знает что делать с золотом. Если власть дознается — затаскают, в каталажке очутишься. Даже жене не посмел сказать про клад: все равно не вытерпит — растрезвонит всему миру.

-А ведь можно бы на это золото новую избу поставить! — сообразил Лопшо Педунь.

От раздумий и забот почернел весь — щеки впали, нос заострился. Видит Одок: не ладно что-то с мужем.

— Уж не захворал ли ты, Педунь? что сушит то тебя? Али лихо какое? — спрашивает.

Ничего не ответил жене Лопшо Педунь, все сидит, думу думает.

Наконец, придумал как быть. Сначала он решил проверить, может ли жена тайну хранить.

Однажды встал спозаранку и открыл трубу.

— Что это ты делаешь, Педунь? — спрашивает Одок.

— Не знаю, говорить ли тебе, — размышляет вслух Педунь, а сам в окно выглядывает, чтоб жену побольше рассердить. — Нет, пожалуй, не скажу ничего, все равно разболтаешь всем.

— Ты что? Не знаешь мой характер! — обиделась Одок. — Если надо, из меня слова вожжами не вытянешь.

— Так то оно так, — улыбается Педунь. — Ну, быть по-твоему. Только — чур! — не проболтайся. Сегодня проснулся и вижу: перед печкой галка сидит. Подошла ко мне и говорит человеческим голосом:

— Педунь, освободи меня, а я тебе все что душе угодно сделаю, только свистни — сразу явлюсь.

— Вот я ее и освободил.

— Ой, ой, Педунь, привидение ведь это! Что-то будет с нами! — заохала Одок.

-Вот и я так же думаю. Привидение это. Смотри же: помни уговор — не заикайся об этом никому.

Взял Лопшо Педунь в руки топор и пошел в лес, вроде бы лыко драть. А сам время провести хотел, чтоб Одок проверить: сохранит ли она тайну.

Возвращаясь поздним вечером домой, притаился у ключа. Вскоре здесь с десяток соседок собралось

— Слышали, — затараторила рыжая Марфа. — у Педуня то наседка пятнадцать галок вывела.
— Эх ты — пятнадцать! — возразила Орина. — Тридцать! Мне Одок сама говорила.

Лопшо Педунь усмехнулся, да усы покрутил. Вернулся он домой и еще больше жену настращал. Вошел он, мол, в избу, как из лесу пришел, а там кто-то свистит, и икона прямо у него на глазах перевернулась.

— Привидение это, кузё (хозяин), привидение, — запричитала Одок.

— И я так думаю, — сказал Педунь. — Пока до беды не дошло и сам пери (злой дух) не объявился, — давай скорее отсюда прочь, а избу порушим. Дело не трудное, только ударить по перекладине — и развалится. Дай-ка мне топор, я разок обухом стукну.

— А где жить то нам? — вздохнула Одок.

— Нашла о чем горевать. Забыла разве про галку? Попрошу у нее новую избу.

Одок промолчала, пусть что хочет делает.

— Ты, Одок, отправляйся-ка на время к своей тетке, она давно тебя в гости ждет, — распорядился Педунь. — А я в город подамся. Давно уж людей не видывал, в тоску впал.

Как только жена ушла, Лопшо Педунь насыпал золота из горшка в кошелек и в город поспешил. Там сторговал себе большой дом и на пятнадцати подводах привез его к своему подворью. За одну ночь поставил дом, угостил всех помощников на славу и на новые полати забрался. Вернулась Одок и обомлела: на месте старой развалюхи новый дом стоит — не дом, а хоромы.

— Как же это так, Педунь? Верить ли глазам своим! — воскликнула Одок.

— А чего тут не верить? Галка помогла. Только ты никому не проболтайся.