Зыковы
Пьеса «Зыковы» написана Максимом Горьким в 1912 году, в период глубокой депрессии всех слоев русского общества, и характеризует все происходящее одной фразой: «образовалось смятение понятий»… Впервые поставлена в Петрограде в 1918 году. Как это часто встречается у Горького, речь идет о вырождении богатой купеческой семьи. Но «Зыковы» куда слабее и «Мещан», и «Вассы Железновой», и «Детей солнца». В пьесе, как и во всей драматургии Горького, полно заимствований из Чехова. К примеру, Софья, сестра и опора главного героя Антипы Зыкова явно приходится сестрой и Елене из горьковских «Детей солнца», и Елене из чеховского «Дяди Вани», и родной племянницей Вассе. Лирика в ее характере густо перемешана с деловой хваткой: когда сраженный любовью брат отходит от дел, вести их принимается Софья.
«Зыковы», в отличие от других пьес писателя, ставятся редко. Тем не менее, они становятся знаковым спектаклем Куйбышевского театра драмы с самого начала «эпохи Петра Монастырского», главного режиссёра, легендарного создателя стиля и духа знаменитого театра. На протяжении многих лет Монастырский подновлял спектакль, не давая ему морально устареть. Надо сказать, режиссёр глубоко чувствовал и трактовал драматургию Горького. Ему удавалось создать замечательные актерские ансамбли, яркие, но по-горьковски не очень сложные образы, не выходили за рамки установленной формы. В спектакле есть одна потрясающая фраза: «Греха не боюсь; печаль не люблю я… А меня печаль одолевает, с ней не жить, не работать…». У Горького вообще вся драматургия построена на том, что люди совершают грехи и затем расплачиваются за них. Он поразительно, как никто другой, чувствовал эти особенности национального характера. «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — прощен не будешь». Получается: совершил грех и быстренько замолил. Но нет. Так не бывает. Грехи надо отстрадать.
«Не люблю этих старых барских домов, не дома — гроба!», — объясняет кому-то Антипа Зыков, скалясь и посверкивая вокруг недобрым глазом. Таково и оформление спектакля: зеркало сцены зашито темными деревянными досками, весь задник увешан иконами. Темно, затхло, тягостно. Во втором действии иконы заменены картинами и овальными зеркалами в резных золоченых рамах, но дышать там не легче. Только в самом финале открывается синяя даль и загораются свечи.
Живет семья. Крепкая, русская. Ее глава — лесопромышленник Антипа Зыков: немолодой, умный, сильный, богатый, самоуверенный, но с неистребимой трещинкой души. Его рано овдовевшая сестра Софья, которую брат в юности выдал за обеспеченного старика, так что своих детей у нее не родилось. Они вдвоем воспитывают сына Антипы Михаила — молодого, вечно пьяного, вроде никчемного, но чувствительного. Он сразу реагирует на появление в доме юной Павлы, только что вышедшей из монастырской школы и неустанно разглагольствующей о необходимости всеобщей любви и добра. Михаил не верит ей с самого начала, хотя она ему в невесты предназначена, а проницательный Зыков-старший влюбляется и стремительно женится. Не тут-то было, Павла быстро передумывает и переключается на Зыкова-младшего, с ним и изменяет Антипе. Всё меркнет пред страстями главного героя и его невольных обидчиков, его крутит от вседозволенности до смиренного выбора дальнейшего образа жизни вне мести и преследований виновных жены и сына: в странники ли теперь податься или вернуться к прежней жизни холостой? Ему всегда на помощь спешит сестра, она умна и обаятельна, но так напугана реальной жизнью, пусть и не самой несчастной, что к концу спектакля в ней окончательно восторжествует морализм «синего чулка». В то же время её мудрая трезвость или трезвая мудрость вызывает безусловную симпатию, пусть и не без лёгкого вздоха сожаления. Самое несимпатичное существо — юная Павла, она молода, никчемна, пуста — мещаночка, вдруг ставшая богатой купчихой. Ее во всем поддерживает мать: «Свой целковый — родного брата дороже», — заклинает Анна Марковна.
В спектакле все герои трагичны не сложившейся жизнью, замёрзшими душами, неоправдавшимися надеждами, ложными ценностями и так далее. Но трагедия такого рода настолько повсеместна… Драма человеческого бытия? Кипение страстей, разочарований и серенькая повседневность отрезвления — ну, кто тех азов не проходил? И это всё трагедии?
