Сергей Стадлер: «В искусстве сложно научить, но можно научиться»

— Действительно, планируется, что я буду модератором этого мероприятия, которое мы делаем совместно с Санкт-Петербургским государственным университетом. Будем говорить о том, что сегодня волнует музыкантов, о специфике музыкальной профессии в современном мире. Искусство сегодня становится частью бизнеса, и нужно признать, что предложение превышает спрос. Выпускников консерваторий и музыкальных училищ много, а преуспевают на музыкальном поприще единицы.

Более того, критерии того, что должен представлять из себя профессиональный музыкант, несколько размыты. Помните, у Маяковского: «что такое хорошо и что такое плохо?» Сегодня мы не можем однозначно ответить на этот вопрос. Популярность и известность сегодня не всегда подразумевают талант и профессионализм. Иногда это все совпадает в одном человеке, иногда — нет.

Другое немаловажное явление сегодняшнего дня — это влияние, которое оказывают на жизнь людей масс-медиа, социальные сети. С их помощью люди, которые, возможно, не являются безукоризненными профессионалами, но успешно себя продвигают, могут преуспеть больше, чем серьезные музыканты, сосредоточенные исключительно на творчестве. Да и если подходить к искусству с позиций бизнеса, то значительно проще и дешевле штамповать своеобразных звезд-однодневок, чем развивать карьеру одного артиста. А ведь воспитание настоящего музыканта — это долгосрочный проект, который не предполагает мгновенного эффекта.

— Начнем с того, что идеал недостижим. Конечно, это не означает, что к нему не надо стремиться. В эпоху моей юности работала весьма эффективная система советского музыкального образования — и сейчас она отчасти сохраняется. Одним из главных достоинств этой системы была непрерывность. Если рассматривать ее на примере скрипачей, то начинать заниматься необходимо было в пять лет, а в семь лет — поступать в специальную музыкальную школу при консерватории. Туда, кстати, уже был конкурс. Окончив ее, будущий артист поступал в консерваторию. Ну, а дальше все развивалось уже индивидуально.

Например, я закончил консерваторию за три года экстерном, что в те времена было большим исключением. Кроме того, рано или поздно в жизни солистов появлялись международные конкурсы, на которых человек и заявлял миру о себе. Сейчас конкурсы играют уже не ту роль, но я считаю, что это по-прежнему самый честный и эффективный путь для молодого артиста.

Но как тогда, так и сейчас перед многими выпускником консерватории вставала проблема невостребованности. Раньше, быть может, она воспринималась даже тяжелее: все родители видели в своих детях новых Ойстрахов и Гилельсов. А ведь хороший профессиональный скрипач и солист — это разные понятия. Поэтому многие выпускники садились в оркестры с чувством поломанной судьбы. Но зато все к чему-то стремились, была здоровая конкуренция.

— Давайте посмотрим правде в глаза — они возникают на всех этапах. Именно поэтому в эту область нужно идти, только если не можешь не идти. Есть музыканты по профессии и есть музыканты по призванию — причем последние живут несколько иной жизнью. С другой стороны, у каждого своя мотивация, свои идеалы и свой предел. Исходя из этого каждый сам принимает решения, как развиваться или где остановиться.

— Существуют такие понятия, как «профессия», «школа», «мастерство». В искусстве сложно научить, но можно научиться. В этом помогают педагоги — и задача государства — создать условия, чтобы эти педагоги процветали.

Давайте немного обратимся к истории. Когда-то властителями дум в музыкальном искусстве были композиторы — творцы, создатели музыки. XX век стал веком не только больших композиторов, но и больших дирижеров. Сейчас же наступила эпоха менеджеров. Это очень интересное время, ведь это взгляд на искусство с другой стороны. И поэтому, если возвращаться к вопросу об искусстве как бизнесе, то на протяжении карьерного пути музыканту должны помогать менеджеры. Но если раньше менеджеры работали на артистов, то сегодня порой все наоборот. И, опять же, сейчас выбор артистов большой — не получилось с одним, можно заняться другим. Поэтому этой системе также есть куда совершенствоваться.

— Конкурсов стало очень много, поэтому происходит их своеобразная девальвация. Остаются некоторые большие и престижные — например, Конкурс имени королевы Елизаветы в Брюсселе. В нашей стране сегодня мы много делаем для того, чтобы возродить Конкурс Чайковского, чтобы он занял те позиции, которые занимал когда-то. Конечно, печально, что нам вообще почему-то приходится его возрождать.

— Нет, это невозможно и никогда не было возможно. В искусство приходят или через большие конкурсы, или через большие деньги. Именно на конкурсе у артиста есть все шансы быть замеченным. Конечно, есть исключения, большие артисты, которые прославились без конкурсов — например, пианист Евгений Кисин или скрипачка Анне-Софи Муттер. Но эти исключения подтверждают правило.

— Пожалуй, Россия отличается. Здесь свой музыкальный Олимп, не всегда совпадающий с мировым. Однако сегодня эти различия медленно стираются. Изначально культура классической музыки — это культура европейская, греко-римская. Сегодня эту культуру активно перенимают в Азии. А в целом принципы продвижения примерно одинаковы. Это одна среда, где ценится профессионализм, мастерство и, конечно, талант.

— Я не согласен. Не вижу причин для такой жестокости — почему они должны спиться или биться головой об стену? Мы уже говорили, что у каждого свой путь. Что же касается солистов, соотношение один из десяти — это очень мало. Солист не всегда бывает и один из ста. Хотя это уже упомянутый вопрос критериев.

— Это легендарный инструмент, самая знаменитая скрипка в мире, ведь Паганини — символ скрипичного искусства. Даже люди, далекие от классической музыки, знают его имя. У него было много инструментов, но больше всего он любил именно Guarneri del Gesu 1742 года — она была старше самого Паганини на 40 лет. Он прозвал ее Il Cannone, что означает «пушка». Паганини завещал ее родному городу, и она по сей день хранится в Генуе.

Скрипка приезжала в наш город дважды, первый раз — на двухдневный фестиваль «Скрипка Паганини в Эрмитаже», второй раз — на концерт к 300-летию Петербурга. Конечно, первый раз был абсолютно уникален — ведь она впервые приехала на открытый концерт. До этого я играл на многих выдающихся инструментах, но она отличается от всех. Не зря ее называют «вдова Паганини». Поэтому у меня не было задачи заставить ее звучать так, как я хочу. Нужно было сыграть, чтобы она звучала так, как она помнит.

— Скрипичные традиции в нашей стране очень сильны. Достаточно вспомнить такие фамилии, как Венявский, Ауэр… Когда Леопольд Ауэр уехал в Америку, он стал развивать скрипичную школу там. Вообще, XX век — это век скрипачей, так или иначе связанных с Россией. А в Советском Союзе признанным главой скрипичной школы был Давид Ойстрах. Его пример оказывал сильное влияние на популярность скрипки — молодежь хотела заниматься музыкой, стремилась к творческим достижениям.

— Кумира нет. Но моя жизнь сложилась так, что я общался с такими мэтрами, как Евгений Мравинский, Евгений Светланов, Давид Ойстрах. Они очень повлияли на меня и на мое развитие как артиста.

— Она никогда не уходила из концертных залов. Классическая музыка — это высокое искусство, интересное людям, которым не чужды духовные радости. Эта музыка не может быть массовой. Но мне кажется, что были, есть и будут люди, которых она интересует.